воскресенье, 13 сентября 2009 г.

ВЫШЛА КНИГА "КАРАБАХ.ЧЕТЫРЕ ДНЯ"



Вышла в свет книга "КАРАБАХ. ЧЕТЫРЕ ДНЯ". Эта книга о молодежи и для молодежи.

Краткое содержание: Трое молодых людей - журналист из Баку, агдамец и беженец из Армении волею случая встречаются на оккупированной армянами территории после сдачи Агдама. Они готовятся вести партизанскую войну, но события поворачиваются так, что им приходится вступить в открытое противостояние с врагом. Их личная война за родную землю длится четыре дня... Параллельно развитию сюжета идет ретроспектива, позволяющая охватить через истории главных героев всю картину конфликта, от изгнания азербайджанцев из Армении до захват Агдама.

Предлагаю отрывок из книги.

"Кямран отодвинул повисшие на одной петле ворота. Он выбрал этот дом, потому что у входа была вывеска. Что было на ней написано, разобрать в темноте не удалось, но вывеска говорила, что здесь какая-то контора, а значит - телефон! Телефон!

Кямран осторожно ступил во двор. Он прислушался. Тихо, никаких звуков. Лишь где-то далеко, за селом слышен собачий лай.

Он сделал глубокий вдох и собрался было подняться на крыльцо, но тут увидел нечто, что заставило его попятиться. Ему показалось, что на большом дереве слева от дома что-то висит. Он не видел, что это, может быть, это ему просто померещилось от страха. Возможно, но у него пропала охота идти дальше.

Он выскочил на улицу и, не раздумывая, пошел обратно. Нет, это не для него. Самир был прав - это все не для него. Стоп. А как же еда? Ребята ждут, надеются на него, а он вернется с пустыми руками? Нет, так нельзя!

Кямран резко развернулся и оказался лицом к лицу с человеком.

От ужаса у него отнялся язык, челюсти свело судорогой. Он не мог ни закричать, ни двинуться с места. Он смотрел, не моргая, на бледное пятно человеческого лица, выглядывающего из темноты.

В конце улицы вспыхнули фары автомобиля, послышалось урчание двигателя.

В грудь что-то больно ткнулось. Это было дуло автомата.

- Руки подними, - жуя, приказал незнакомец на русском языке с сильным армянским акцентом.

Кямран, парализованный ужасом, не двинулся. Тогда армянин ударил его прикладом по ребрам. Кямран рухнул на колени, из глаз хлынули слезы, от боли слегка помутилось сознание.

- Турок? - спросил армянин, ковыряя в зубах. - Где остальные?

- Никого больше нет. я один. - простонал Кямран, задыхаясь от боли.

Армянин криво усмехнулся.

- Вставай.

Кямран не стал дожидаться, когда его ударят снова, и поднялся.

В полуобморочном состоянии он полз по узким улочкам между домами, поворачивая то вправо, то влево. Армянин подталкивал его в спину автоматом и иногда пинал, когда ему казалось, что пленный идет слишком медленно.

- Вперед, турецкая собака, давай, давай!

Они дошли до одного из немногих нетронутых домов, и конвоир скомандовал:

- Стоять.

Кямран повиновался. Ничего другого ему не оставалось.

Армянин крикнул что-то на своем языке, и из дома вышел квадратный тип в военной форме. Тяжелым шагом он подошел к пленному и стал светить ему в лицо фонарем.

- Азербайджанец? Откуда?

Кямран что-то промычал. Язык не слушался его.

Армяне стали совещаться. Первый строил свирепую гримасу и все время хватался за автомат. А квадратный будто успокаивал его и что-то терпеливо объяснял.

«Влип. Как же ты влип, идиот! Телефон захотел? Будет тебе телефон. будет.» - думал Кямран, безвольно наблюдая за тем, как армяне решают его судьбу.

Наконец те приняли какое-то решение, схватили его и поволокли во двор. Освещая путь фонарями, они прошли за дом. Здесь находился вход в подвал. Квадратный достал ключ, снял замок и вошел внутрь. Он проверил помещение, пошарил по углам, потом крикнул.

- Давай его.

Конвоир пнул Кямрана, не удовлетворившись этим, ударил автоматом в поясницу. Кямран полетел по ступеням и рухнул на земляной пол лицом вниз. Из носа хлынула кровь.

- Эй, азер, в штаны уже наделал? - весело спросил квадратный. - И правильно. Есть чего бояться. Тебе очень повезло - сириец приехал, девочек привез. Весело будет.

Дверь захлопнулась, снаружи лязгнул замок.

Шаги тюремщиков удалялись, их голоса были слышны уже за воротами. Постепенно все стихло. И снова стал слышен далекий собачий лай, к которому теперь присоединилось тявканье шакалов.

«Вот и все», - подумал Кямран. Как ни странно жалеть себя не хотелось. Наверное, отчаяние имеет какую-то границу, за которой начинается безразличие. Все уже случилось, теперь остается только ждать - либо чудесного спасения, либо страшного конца. Третьего не будет.

Немного придя в себя, он стал вспоминать наставления Самира. Агдамец инструктировал его, как двигаться по поселку, как вести себя в случае опасности. Он не выполнил ни одной из этих инструкций. Теперь жалеть об этом было поздно.

Кямран лежал на земляном полу и думал. Реальность все шире раскрывала ему свои объятия. Он удивлялся, как мог раньше не воспринимать эту войну всерьез. Все это на самом деле, все это серьезно, слишком серьезно и страшно. Да, она была странной, дикой, неестественной. Но ведь любая война странна, дика и неестественна. Просто эта, если находился от нее далеко, в столице, становилась невидимкой. Она вроде есть, а вроде ее и нет. Когда он уезжал из Баку, в городе были волнения. Но не потому, что армяне стояли на подступах к Агдаму. Вовсе нет. До этого в столице никому не было дела. У Карабаха была своя война, у столицы - своя.

Что же делать? Что теперь делать? Как спастись, как сохранить честь. Как умереть достойно, а не в соплях и слезах? Как не уронить имени страны и нации? Ведь он же не герой, он не выдержит, сломается, будет валяться у врагов в ногах и молить о пощаде. А они будут смеяться и плевать ему в глаза. Это Самир смог бы выстоять и умереть как мужчина. А он не сумеет, потому, что он изнеженный интеллигент, ничего не знающий о боли городской парень. Да, он городской. С каким презрением они говорят это - «городской». Для них «городской» означает чужой, слабак, маменькин сынок. Возможно, они правы. Сегодня это станет ясно. Сегодня. Всего через несколько минут. Кямран боялся не столько боли, сколько того, что выдаст новых друзей. Он не выдержит и расскажет врагам, где скрываются эти славные парни. Он представил, как армяне окружают то место, прячась в кустах и. И во всем будет виноват он, потому что в нем нет той ненависти, которая порождает силу. Да, в нем не было ненависти, несмотря ни на что. До этой минуты он продолжал думать, что враги - это обычные люди, с которыми можно поговорить, которые поймут и пожалеют в последний момент. И попросят прощения.

Кямран приподнялся на локтях и застонал от боли.

Так, нужно что-то делать. Нужно что-то придумать, чтобы армянам не достались его слезы. Как сказал Самир? Лучше убей себя сам? Легко сказать.

Он пополз по подвалу, шаря по полу и стенам. В помещении было полно всякого хлама - драные мешки, рассыпанный по полу картофель, распотрошенные плетеные корзины. Кямран обыскивал подвал очень тщательно. Не может быть, чтобы здесь ничего не нашлось.

Наконец рука наткнулась в темноте на пустую стеклянную банку. То, что нужно. Он разбил банку о стену, нашарил самый крупный осколок, изрезав руки, и пополз в дальний угол. Надо торопиться. Надо успеть перерезать себе вены, пока армяне не вернулись за ним. Нужно успеть умереть.

Кямран сжал осколок стекла в правой руке и распрямил левую.

Руки так дрожали, что он промахнулся и полоснул стеклом по ноге. Осколок пропорол джинсы, и на ткани проступила кровь. Черт!

Все. На этом запас аккумулированной храбрости закончился. Придется накапливать ее заново. Сделать еще одну попытку сразу он не сумеет, а, может, не сделает ее вообще. Кямрана прошиб озноб от мысли, что только что он собирался добровольно расстаться с жизнью. А вдруг еще остается возможность спастись? Вдруг он просто не видит этой возможности? Вдруг его ждет чудесное спасение, и когда чудо придет, оно застанет лишь его остывшее тело в луже крови.

Снаружи лязгнул замок. Кямран вздрогнул и спрятал руку с осколком за спину.

Луч фонаря зашарил в темноте. Наконец, добрался до него.

- А я подумал, что ты сбежал, - хохотнул квадратный и подошел. - Надо было тебя связать. Ну что, как настроение? Готовишься к страшной смерти?

Квадратный присел на корточки рядом с пленным и положил автомат на пол.

- Ты кто такой? Почему ты один? А остальные где?

Кямран промолчал.

- Ничего, побеседуешь с сирийцем, все вспомнишь, - сказал армянин и стал прикуривать. - Он большой специалист развязывать языки. - Выпустил в потолок струю дыма. - Ты не здешний? Не карабахский? Можешь не отвечать. Я и так вижу. Ты из Баку. Знаешь, как я догадался? Ты на человека похож, а тут одно зверье. Чушки проклятые. Да-да, я в курсе. Я ведь в Баку жил до 90-го года. В конце 89-го нам по нашей армянской почте пришло сообщение, что планируются какие-то события, и мы уехали в Степанакерт. Я в «Монолите» жил, а теперь в моей квартире живет какое-то зверье. Мда. Очень обидно. Представляю, на что сейчас похож Баку. Обгадили его, наверное, эти бараны, еразы вонючие. И вообще, азер, тебе это будет неприятно слышать, но вам всем в Баку было не место. Это был наш город, пока ваш Алиев не разрешил этому зверью селиться в столице. Моя мать, царство ей небесное, рассказывала, что раньше ваших чушек на пушечный выстрел к столице не подпускали. Баку был наш, он принадлежал армянам, русским и подхалимам евреям. А теперь Баку - зверинец.

Квадратный вздохнул и настольгически задумался.

- Эээ, какая жизнь была. Настоящие бакинцы теперь в Израиле, Москве и Калифорнии. А то, что осталось, - мусор. У моего отца был цех в советские времена. Вот мы жили. Царство ему небесное. Больше Баку не станет прежним. А Азербайджан всегда был помойкой, за исключением Карабаха. Вы, азеры, ни на что не годитесь. Ни воевать не умеет, ни строить, ни науку двигать. Ничего не можете, только брать взятки и подсиживать своих. Хотя девочки ваши ничего, покрасивее наших. Я, знаешь, скольких азерок поимел? Причем за деньги. Маньки трахаются для удовольствия, а ваши - за деньги. Хихи. Мда. Представляю, во что Азербайджан превратится лет через десять. От голода будете подыхать прямо на улицах, если не перебьете друг друга. И тогда мы придем и возьмем все, что осталось. А вы, азербайджанцы, будете чистить наши ботинки и сортиры. Мы восстановим историческую справедливость, земляк. Мдааа.

Квадратный достал из кармана пачку сигарет и протянул пленному.

- Хочешь курить? Что молчишь? Язык проглотил? Жаль. А я думал - поболтаю с земляком, может, общие знакомые найдутся. Я давно не был в Баку. Ну, не хочешь - не надо. Давай, поднимайся.

Армянин потянулся за автоматом, но рука его вдруг дернулась и повисла в воздухе. Глаза полезли из орбит. Он по рыбьи втянул воздух широко открытым ртом, но не смог закончить вдох. Его крупно затрясло, из горла вырвался какой-то клокочущий звук, и армянин завалился на спину. Одна рука судорожно вцепилась в автомат. Это продлилось несколько секунд, потом пальцы разжались.

Кямран неподвижно сидел над телом врага и отрешенно смотрел в то место на шее квадратного, куда воткнулся осколок стекла.

Он не знал и не помнил, как все это произошло. Это мгновение совершенно стерлось из памяти. Он не сознавал, что делает. Все получилось само собой. Только что этот осколок находился в его руке, а теперь торчит из горла врага. Странно.

Кямран не раз видел в кинофильмах и читал в книгах, что хорошему человеку, совершившему свое первое убийство, становится плохо, его мутит, выворачивает наизнанку. Но ему не было плохо. Он пребывал в легком шоке, как бы отстранился от всего, смотрел со стороны.

- Вот тебе Баку. вот тебе Монолит. вот тебе зверинец. - пробормотал он с дурацким смешком.

Трясущимися руками обыскал покойника, нашел у того сигареты, зажигалку, пачку долларов, гранату. Граната упала и укатилась. Он бросился искать, шаря по углам. Нашел и сунул в карман.

После этого он перешагнул через мертвеца и пошел к выходу. Стоп. Что-то забыл. Ну конечно - надо взять автомат. В армии его научили обращаться с Калашниковым. Не думал, что когда-нибудь ему это пригодится.

Он вышел за ворота и прислушался, стараясь слиться с забором. В воздухе пахло приближающимся утром. Наверное, уже часа четыре, подумал он и поежился. Становится прохладно, под утро всегда холодает.

Преодолев дрожь, Кямран заставил себя проползти вдоль забора несколько метров и снова остановился. А куда идти-то?.. Он не помнил направления. Когда армянин вел его к этому дому, он находился в полуобморочном состоянии, у него и в мыслях не было подмечать дорогу. Он был уверен, что обратной дороги не будет, что это путь в один конец. А оказалось.

Однако надо что-то делать. Нельзя торчать здесь. Скоро рассветет, и его без труда обнаружат. И все начнется сначала.

Решив идти наугад, он взял автомат наизготовку и двинулся в путь.

Неожиданно дома расступились, образовав небольшую заасфальтированную площадь. Кямран остановился. Сердце учащенно забилось. Телефон! - снова всплыло в его голове. Где-то здесь должен быть телефон! Если здесь асфальт, значит где-то местная администрация! Мысль о телефоне оттеснила в закоулки сознания воспоминание о том, что он только что убил человека, впервые в жизни забрал чью-то жизнь.

И вдруг ветер донес до него странный звук. Он замер и прислушался. Голоса. Да, это голоса. Приглушенные, идущие непонятно откуда, растворяющиеся в тишине пустых улиц, перемешанные с шелестом листвы, отскакивающие от стен мертвых домов.

Ветер то уносил голоса, то снова швырял их ему в лицо. Так продолжалось несколько минут, потом вновь наступила тишина.

Он перевел дух и быстро пошел, вернее, побежал в обратную сторону. Почему-то ему казалось, что опасность таится не там. Но он снова ошибся. Неожиданно где-то рядом прогремел взрыв смеха. Кямран заметался, не зная, что делать, и бросился в первые попавшиеся ворота. Влетел во двор и всей тяжестью навалился на дверь застекленной веранды. Дверь поддалась, и он ввалился внутрь.

Маленькую кухню отделяла от внутренних комнат цветастая занавеска. Кямран автоматически отдернул ткань и чуть не закричал.

Темная комната была слабо освещена двумя свечами. Пламя дергалось на сквозняке, из темноты выглядывали несколько пар испуганных глаз. Кажется, мужчин было четверо. Кямран не успел сосчитать точно. Он увидел, как толстая волосатая рука потянулась к лежащему на столе среди стаканов, консервных банок и обрезков колбасы автомату, и.

Он судорожно водил оружием вправо-влево, вправо-влево. Со стен летели куски штукатурки, крошились стоявшие на столе стаканы и бутылки, шрапнелью разлетались щепки от старенькой мебели. Он остановился только тогда, когда Калашников сухо щелкнул и замолчал. Когда автомат смолк, он услышал свой голос. Оказывается, он орал. Голос уже сел, горло горело и изнутри вырывались страшные сиплые звуки.

Кямран опустил автомат. Как ни странно, голова была ясной. Удивительно, как, оказывается, просто убивать.

Он сделал шаг вперед. Под ногами хрустнуло стекло, сильно скрипнула подавленная половица.

Один армянин лежал лицом вниз на столе. Двое находились под столом. Их руки и ноги странно торчали в разные стороны, будто конечности отключенных механических кукол. Четвертого не было видно, и Кямран, подхватив со стола заряженный автомат, приблизился, чтобы добить врага, если потребуется.

По ту сторону стола стояла железная кровать. Грузный мужчина лежал поперек кровати, огромный живот вздымался холмом. Мужчина был мертв - военная форма была залита кровью.

И тут Кямран увидел то, что было по-настоящему страшным. Это был кошмар, который потом много лет будет стоять у него перед глазами. Из темноты медленно выплыла растрепанная женская голова. Темные круги под глазами, искусанные в кровь губы, огромный синяк на скуле. Девушка, совсем еще молодая, сидела на кровати над мертвым армянином и медленно раскачивалась из стороны в сторону.

Кямран смотрел в глаза женщины, похожей на привидение, ожившего мертвеца. Она казалась более мертвой, чем валявшиеся на полу трупы. Ее присутствие здесь было совершенно неуместным, и из-за этого все происходящее казалось нереальным.

- Убей меня,- услышал он замогильный шепот, - убей меня, братец. Прошу тебя.

Кямран открыл рот, чтобы что-нибудь ответить, но не смог произнести ни звука. Он хотел бы сказать девушке, что поможет ей и все будет хорошо. Нет, он, конечно, прекрасно понимал, что здесь произошло. Сердце его разрывалось от жалости к несчастной девушке и ненависти к врагам. Они умерли просто, слишком просто. Жаль. Если бы он знал, он убил бы их медленно, кромсая, выжигая огнем. Но что он мог сделать сейчас? Только набросить ей на голые плечи одеяло, обнять по-братски, дать почувствовать, что есть надежда, и увести отсюда.

Девушка раскачивалась на скрипучей кровати, а Кямран смотрел на нее, превратившись в камень. Вдруг девушка перестала качаться, и глаза ее вспыхнули безумным огнем. Она замерла на мгновение, а потом неожиданно рванулась, перевалилась через жирного покойника и зашарила по столу. Кямран не успел ничего предпринять. Его мысль, погруженная в трясину ужаса, работала гораздо медленнее, чем мозг обезумевшей от отчаяния девушки. Все произошло в одно мгновение. Она нашла на столе нож, схватила его и сразу, наверное, чтобы не передумать, вонзила его себе в живот. Она даже не вскрикнула. Наоборот, на лице появилось выражение блаженства и умиротворения. Безумный блеск в глазах сменился теплым светом, черты разгладились, и Кямран увидел милое девичье лицо, обрамленное черными кудряшками. Это видение продлилось всего несколько мгновений, но отпечаталось в памяти Кямрана навсегда. Не осколок, торчащий из горла бывшего бакинца, не забрызганные кровью стены темной комнаты, а именно это нежное личико запечатлелось в его сознании, затмив все, что было до этого и все, что еще случится потом

Вспыхнувший на мгновение огонь жизни погас, и девушка начала умирать. Умирала она тихо, как-то даже красиво. Казалось, она просто прилегла отдохнуть, положила голову на подушку и уснула. Прежде, чем навсегда закрыть глаза, она бросила прощальный взгляд на незнакомого парня и улыбнулась ему. После этого она умерла.

Кямран со стоном упал на колени и сжал голову руками, чтобы не дать черепу разлететься на куски. Наверное, нужно было накрыть девушку, - вряд ли ей понравилось бы лежать вот так вот перед мужчиной. Но он не мог пошевелиться.

Эта смерть потрясла его. Он показался себе жалким, трусливым, грязным существом. Ведь он не смог убить себя, а она смогла. Может быть, ему просто не было достаточно плохо, чтобы пойти на это. Может быть, с ним просто еще не случилось чего-то страшного и непоправимого, что заставило бы его дойти до такого отчаяния. Или же все еще проще - он трусливее и слабее этой милой девушки. Она оказалась лучше, чище, храбрее, чем он. И во всем, что случилось с ней, и с другими их женами, сестрами и матерями, во всем виноваты они, мужчины. Потому что не смогли вовремя остановить врага, не смогли защитить, позволили грязным волосатым лапам дотронуться до самого святого. Не тем, совсем не тем они занимаются, не о том думают, не за то дерутся, не те страхи мучают их по ночам, не те надежды заставляют идти по жизни. Все пустое, все ерунда. Вот она правда, она здесь, на этой земле, в этом доме, в закрывшихся навсегда глазах черноволосой девушки. Ее прощальный взгляд сказал ему все о нем самом, о жизни и о смерти. Теперь он уже ни в чем не сомневался. Только как жить дальше с таким грузом?..

За приоткрытой дверью соседней комнаты что-то грохнуло, будто уронили стул.

Кямран сразу сконцентрировался. Через мгновение он был на ногах и сжимал автомат. Он с удивлением обнаружил в себе нечто новое. Это вообще был не он. Будто сошла старая кожа, и на свет появился совсем другой человек. Он ощутил себя зверем, почуявшим врага. Его зрение и слух были до предела обострены, ноздри раздувались, ловя чужой запах. Он почувствовал этот запах в соседней комнате. Враг был там.

Он бесшумно приблизился к двери и отодвинул створку дулом автомата. Уже рассвело, и из большого окна в комнату лился пока бледный, но набирающий силу свет. Кямран без труда разглядел пытающуюся укрыться за стулом мужскую фигуру. Судя по голым коленям, мужчина был без брюк.

- Встать, - холодно приказал Кямран, не узнав своего голоса.

Мужчина медленно поднял руки и встал на ноги. Он был лыс и бородат, и действительно, на нем не было штанов. Мужчина сделал движение к двери, но Кямран заорал страшным голосом «не двигаться!», и армянин застыл в дурацкой позе.

Кямран вошел в комнату и испытал очередное потрясение. Но на этот раз он был готов, когда увидел на полу накрытое простыней человеческое тело. Только слегка зажмурился.

- Я не убивал! - подал голос армянин.

Сказал он это по-английски. И Кямран понял, что перед ним тот самый «сириец».

- Я не убивал! - прокричал срывающимся голосом «сириец». - Она сама умерла!

Кямран снова зажмурился. Женщина. Еще одна. Он пожалел, что не владеет английским настолько, чтобы высказать этому голозадому мужику все, что горело и клокотало сейчас в его груди. Он был готов застрелить армянина, но решил, что в этот раз враг так просто не отделается. Он возьмет его с собой, и они с друзьями решат, как его лучше наказать.

- Я не убивал! - продолжал умолять армянин. - Она сама умерла! Я не виноват!

- Заткнись! - заорал Кямран. «Сириец» захлопнул рот. - Надень штаны, - сказал он и показал жестами, что нужно сделать.

«Сириец» с готовностью закивал, схватил со стула свои брюки и быстро натянул их.

Кямран вывел «сирийца во двор и привязал к дереву бельевой веревкой. Найденной за домом лопатой вырыл у ног армянина большую яму. Все это время «сириец» что-то верещал то по-английски, то по-армянски. То ли ругался, то ли грозил. Кямран спокойно делал свое дело. Ему сейчас все было безразлично. Если бы даже здесь появился целый полк армян, он все равно сделал бы то, что должен. Единственное, что он мог сделать для этих женщин.

Он похоронил их, потом вернулся в дом, подобрал оставшиеся три автомата. Из еды в доме была только стопка задеревеневшего лаваша, банка с колотым сахаром и мешок проросшей картошки. Правда на столе лежали вскрытые консервы и нарезанная колбаса, которую ели армяне, но к этому Кямран не притронулся.

Он связал «сирийцу» руки и повел к окраине села. Теперь, в свете утра он уже хорошо видел, куда надо идти. Дальние горы медленно выплывали из темноты.

Наверное, ребята не ожидают увидеть его живым, думал Кямран. Вот они удивятся, а Самир, наверное, будет ругаться. Ничего, Джаваншир на его стороне, защитит. Скорее бы уж дойти. Ноги не держат.

Ему повезло. Других армян в селе в это утро не оказалось, и он беспрепятственно продвигался вперед, подгоняя пленного. «Сириец» всю дорогу ругался и грозился. Он замолк только тогда, когда из кустов на дорогу наперерез неожиданно выскочил Самир.

Увидев Самира и появившегося следом Джаваншира, Кямран вдруг почувствовал огромную слабость. Тяжесть висящих на плече автоматов в одно мгновение стала непосильной, и он упал в объятия друзей.

- Скорее! Надо его к воде! - слышал он словно сквозь слой ваты. - Он ранен? Нет - цел. Воды надо, скорее. А это кто?.. Воды.

Голоса постепенно затихали, затихали, и в какое-то мгновение совсем растворились в пустоте.

Комментариев нет:

Отправить комментарий