Она - поэт, чье имя с неизменным уважением произносят во всем мире.
Белла АХМАДУЛИНА - и этим все сказано. В шестидесятые годы люди
приходили в Лужники и Политехнический не за тем, чтобы слушать стихи.
Они, полагая, что поэты быстрее и вразумительнее ответят на мучавшие их
вопросы (время было такое), хотели услышать, а она имеет дар говорить о
чувствах так, что они становятся родными... НА ЧТО СПОСОБНА
ТАТАРСКО-ИТАЛЬЯНСКАЯ КРОВЬ?
ОНА УМЕЕТ ГОВОРИТЬ О ЧУВСТВАХ
Ее имя впервые появилось в прессе в не самом лучшем контексте. Это было
время суда над Иосифом Бродским, напугавшим власти изящным и витиеватым
стихосложением, только что прошла волна против Бориса Пастернака.
Ахмадулину исключили из Литинститута как раз из-за него - студентов
заставляли от него отрекаться. Для нее это было непреемлемо. "Наверное,
все было правильным, так нечаянно воспитывался человек, - вспоминала
Белла Ахмадулина. - Один раз слукавишь - потом не расхлебаешь".
Прошло немного времени, и она была восстановлена на своем же курсе. И
потом нет худа без добра - читатель заинтересовался: что за имя? Кто
такая? ... Переулок Стопани в Москве назван в честь ее итальянского
предка. В каком колене - уже трудно высчитать, но предок был
итальянский, музыкант, шарманщик с обезьяной, в первой половине
прошлого века притащился из Италии и женился на русской барышне. В свое
время бабушка оказалась в Казани, где жил Ахмадула, ее предок по
отцовской линии. Дело в том, что ее отец - казанский татарин - в
молодости приехал в Москву, жил среди русских, ко дню рождения будущей
звезды очень обрусел и никогда больше в Казань не возвращался.
Даже мать не хотела звать его Ахат, а звала Аркадий, но дочь твердо
стоит на том, что "я Ахатовна и Ахмадулина". "Когда выступала в Италии,
они все время подчеркивали, что во мне есть итальянская кровь. Но вся
моя жизнь, вся моя суть - это русский язык". Родители Беллы не имели
никакого отношения к искусству и надеялись, что и ее минует сей
нелегкий путь. Но дочь начала писать с детства, "писала ужасно, но
влекло". Расположенности особой не было, если не считать бабушкины
вечерние чтения. Воспитывала Беллу мать матери, урожденная Стопани.
На долгие годы сохранилось в памяти Беллы, как красивая итальянка
читала ей Пушкина и Гоголя в бомбежки... Она жалела сбитые немецкие
самолеты и много позже описала свои ощущения: "А то глаза открою - в
ряд - все маленькие самолеты, как маленькие Соломоны, все знают и
вокруг сидят..." Эту строфу, видимо из соображений антисемитизма,
начали печатать не так давно. На Ахмадулину напали за это
стихотворение, сказав, что возмущенный народ, состоящий сплошь из
возмущенных читателей, спрашивает: в своем ли уме автор...
"ДРУЗЕЙ МОИХ МЕДЛИТЕЛЬНЫЙ УХОД ТОЙ ТЕМНОТЕ ЗА ОКНАМИ УГОДЕН..."
Но самые счастливые времена были у нее связаны с опалой. Она жила в
уединении где-то под Москвой и творила. "Как раз это было в 80 - 81
гг., когда все совпало: и отъезд друзей, и смерть Нейгауза, затем
смерть Высоцкого... Я напечатала тогда в "Нью-Йорк таймс" сначала про
Сахарова, потом про Копелева, так что это уж совсем властям не
понравилось. Только начали прощать за участие в "Метрополе". Если нет
академиков заступиться за Сахарова, то я как член Американской академии
искусств это сделала - и сразу стала лучше себя чувствовать. А они не
знали, как со мной поступить.
Генерал КГБ, он же был секретарем СП (!), сказал: "Первый раз
прощается, второй запрещается, а третий - навсегда закрываем ворота". И
я тогда искренне спросила: "Посадите?" Нет, ее не посадили. Им с
Борисом Мессерером, мужем, художником, были пресечены все возможности
зарабатывать. Чиновники полагали, что слава и карьера для поэта и
художника составляют ценность - ведь многие из представителей власти, у
которых отнимали положение, сходили с ума или умирали.
На Белле Ахатовне затворничество сказалось благотворнейше. Она с
Мессерером и Аксеновым жили в окрестностях Риги, в Дубултах. Рига
пленила навсегда и со временем стала отдушиной: там ей позволялось
выступать. Правда, афиши расклеивать запрещали - публиковали только
маленькую заметку в "Вечерней Риге". Белла Ахатовна любит вспоминать о
времени, когда они жили в мастерской Бориса. "Там происходили
необыкновенные какие-то сборища московской богемы. Люди беспечные и
близкие по духу. "Там, где быт в соседях со вселенной..." - это про
мастерскую. Там стояли граммофоны, старинные лампы, утюги. Борис их
никогда не коллекционировал, они собирались сами собой. Граммофон, как
символ беззащитности и безгрешности, стал потом появляться на обложке
"Метрополя"..."
"О ПОВОДЫРЬ МОЕЙ ПОВАДКИ РОБКОЙ..."
Брак Ахмадулиной и Мессерера можно назвать счастливым. Есть жены, всю
жизнь посвятившие своим гениальным мужьям. Надежда Мандельштам
например, с которой Белла Ахатовна была лично знакома, или Елена
Булгакова. В случае с Ахмадулиной иначе. Они совпали и творчески, и
человечески.
Просто существует единая творческая артель, любовный организм. "Борис
много делает для меня. К юбилею сам выпустил мой трехтомник - к его
составлению я не прикасалась. У меня ужасная небрежность по отношению к
рукописям. Борис собирает за меня. Но и мне приходится поступаться. Я
своенравна, беспомощна в быту, и кроме душевной опоры ничем другим быть
не могу.
Все, что отдельно от художественного существования, довольно
изнурительно. Облегчение приходит только тогда, когда удается что-то
сделать на бумаге. Правда, завтрак, обед - это все я подаю... Плохие
котлеты или невкусный суп - это невозможно. Или шары с кремом, которые
он очень любит". Андрей Битов как-то сказал о ней: "О, она умеет подать
мужчине суп. Она знает, что такое суп для похмельного мужика". Этой
похвалой Ахмадулина дорожит больше всего. Ахмадулина чужда идеям
эмансипации. "Меня смешат и раздражают эти женщины, хорошо, если у них
есть при этом какие-то таланты. "Береги своего мужа", - считаю я. У
меня проблема - зашить подкладку на пиджаке, но думаю, есть же
рукодельницы, а феминисткам хочется руководить. Мне гораздо ближе
женщина - кроткий вождь, зависящий от мужа и ему подвластный. Я,
конечно, учитываю, что у мужа есть самолюбие и свой художнический путь,
да и возиться со мной довольно утомительно. Но в семейном отношении я
от него очень зависима..."
ХОРОШЕЕ ОТНОШЕНИЕ К СОБАКАМ
Ее женские пристрастия традиционны. Она любит приготовить что-нибудь
вкусненькое для многочисленных гостей. Туалеты, как признается сама,
довольно однообразны, предпочитает для выхода черный цвет. Обожает
шляпы - влияние мужа, которому приходится делать театральные костюмы,
он часто подсказывает жене силуэт. Потом ей переходят "по наследству"
наряды Майи Плисецкой - двоюродной сестры Мессерера. Как любой женщине,
ей нравится наряжаться, "но не до такой степени, чтобы таскаться по
модельерам".
У Беллы Ахатовны две дочери - Лиза и Анна. Лиза пошла по стопам матери
- кончила Литературный институт, пишет. Живет в Переделкино с мужем и
дочкой. Внешне и повадками очень похожа на мать ("только намного лучше
меня"). А Анна по настоянию Мессерера закончила Полиграфический
институт, оформляет книжки как иллюстратор. "Я никогда не старалась
устраивать своих дочерей. Теперь у меня близкие, легкие отношения с
ними, хотя мы не так часто видимся. Эта близость выглядит элегантно -
они очень почтительно к нам относятся. Дети выросли среди писателей,
художников и видели, кто нас любил и кто был нам лучезарно дорог:
Аксенов, Окуджава, Войнович, Рейн". Лиза в одном из немногих интервью
призналась, что в семье никогда не сюсюкали, почитали сдержанность.
"Конечно, я понимала, что у мамы особая судьба, особая жизнь. Но мне
хотелось, чтобы у нас отношения были проще - как у всех".
Марина Влади в своих воспоминаниях написала: "Когда мы приходили к
Белле, там ползали дети и разные звери". Дело в том, что Белла Ахатовна
преклоняется перед собаками и кошками. "Если меня спрашивают, как ваша
карьера, я отвечаю: "Меня хотели сделать председателем клуба "Дружок"
для беспородных собак. От председательства я отказалась, но участие
принимала".
ШАРИК, ИСПОЛНЯЮЩИЙ ЖЕЛАНИЯ
У Беллы Ахатовны есть волшебный шарик. Ей подарил этот предмет один
немецкий поэт, переводивший ее стихи. Однажды она заметила, что в этом
шарике что-то есть. Дети в него глядели, уходили с ним куда-то,
загадывали желания. И некоторые исполнялись. Это называлось "сияние
стеклянного шарика". Она только однажды "попросила шарик" исполнить ее
мечту - поклониться Набокову. И вскоре она оказалась в Швейцарии! Там
же, на балете Бежара, сам маэстро в роли короля Лира вышел на сцену с
подобным шариком, только побольше. И ей объяснили, что он называется
гадательным, предсказательным. "Но у меня была игрушка - а вот то, что
держал в руках Бежар, это совсем другое. Конечно, магия есть. Есть эти
таинственные силы - силы, связывающие сердца. Они есть. А иначе - зачем
все?!"
Подготовлено по материалам прессы не мной, взято из Интернета
ХХХ
Влечет меня старинный слог.
Есть обаянье в древней речи.
Она бывает наших слов
и современнее и резче.
Вскричать: "Полцарства за коня!" -
какая вспыльчивость и щедрость)
Но снизойдет и на меня
последнего задора тщетность.
Когда-нибудь очнусь во мгле,
навеки проиграв сраженье,
и вот придет на память мне
безумца древнего решенье.
О, что полцарства для меня!
Дитя, наученное веком,
возьму коня, отдам коня
за полмгновенья с человеком,
любимым мною. Бог с тобой,
о конь мой, конь мой, конь ретивый.
Я безвозмездно повод твой
ослаблю - и табун родимый
нагонишь ты, нагонишь там,
в степи пустой и порыжелой.
А мне наскучил тарарам
этих побед и поражений.
Мне жаль коня! Мне жаль любви!
И на манер средневековый
ложится под ноги мои
лишь след, оставленный подковой.
ХХХ
По улице моей который год
звучат шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.
Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.
Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.
О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.
Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.
Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.
Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и - мудрая - я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.
И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.
И вот тогда - из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.
ХХХ
Как никогда, беспечна и добра,
я вышла в снег арбатского двора,
а там такое было: там светало!
Свет расцветал сиреневым кустом,
и во дворе, недавно столь пустом,
вдруг от детей светло и тесно стало.
Ирландский сеттер, резвый, как огонь,
затылок свой вложил в мою ладонь,
щенки и дети радовались снегу,
в глаза и губы мне попал снежок,
и этот малый случай был смешон,
и все смеялось и склоняло к смеху.
Как в этот миг любила я Москву
и думала: чем дольше я живу,
тем проще разум, тем душа свежее.
Вот снег, вот дворник, вот дитя бежит -
все есть и воспеванью подлежит,
что может быть разумней и священней?
День жизни, как живое существо,
стоит " ждет участья моего,
и воздух дня мне кажется целебным.
Ах, мало той удачи, что - жила,
я совершенно счастлива была
в том переулке, что зовется Хлебным.
ХХХ
http://www.youtube.com/watch?v=KL0KNYT5MQU
(А напоследок я скажу...)
http://www.youtube.com/watch?v=XPJsoGEfHIE
(Я вышла в сад...)
воскресенье, 10 января 2010 г.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий